Когда время судья и палач. Психологическая драма с криминальным событием - Алена Бессонова

— Если коротко, то так: шесть слепцов никогда, естественно, не видевших слона решили составить о нём представление. Но как? Как привыкли: ощупывая предмет. Первый ухватил слона за хобот и сказал, что слон похож на змею. Второй шарил руками по его огромной туше и сказал, что слон — это стена, третий ухватил за хвост и решил, что слон — это верёвка и так далее у каждого было своё представление о слоне. Чудь научил людей думать о нём будто они незрячие. У каждого из нас своё представление о слоне. Каждый, из видевших Чудя, описывает его в зависимости от обстоятельств их общения и эмоций, которые это общение у них вызывало… Поэтому вы никогда не узнаете, как выглядит Чудь.

— А если собрать все обстоятельства контактов в одну кучку, может, мы представим, как выглядит слон?

— Хотите попробовать объединить змею, стену, верёвку и веер?

— При чём здесь веер? — недовольно хмыкнул Роман.

Калашников усмехнулся:

— Четвёртый слепец трогал ухо слона и решил, что слон — это веер.

— Ладно, — нехотя произнёс Васенко, — я понял, ты не будешь говорить пока не придёт весточка. Тогда сон.

Роман накинул на голову капюшон, скрестил руки на груди: через минуту он уже сопел.

1952 ГОД. Берег реки в Архангельской области

Ночь выдалась холодная. Хотя, чему удивляться — февраль! Самый жестокий месяц в этих местах. Ефиму казалось, что он приспособился к суровым условиям жизни дикого старателя, однако, каждый февраль хотелось бросить всё и уйти в нормальную тёплую жизнь с удобствами и горячей водой. Горячая вода! Целая ванна горячей воды — желанная мечта!

Ефим открыл глаза, помял пальцами замёрзший кончик носа. Надо вставать. Протопить печь и приниматься за работу: чистить золото. Зубной техник, с которым Ефим договорился о сбыте песка, ждёт новую партию. За сезон, длившейся от ранней весны до самых белых мух, пока земля не замёрзнет, Мессиожник намыл достаточное количество золотого песка, но он был грязноват и не особо ценился, а Ефим чтил свой труд и хотел получить за него больший эквивалент. Посему в очередной поход в деревню, а Ефим посещал её нечасто, но регулярно: раз в три-четыре месяца, он заказал завмагу паяльную лампу. Ей он плавил золотой песок: грязь всплывала, и чистое золото заполняло специальную формочку на два-три грамма. Ещё Ефиму нужно было средство передвижения — лёгкое и мобильное. Мессиожник решил приобрести мотоцикл типа М-72. Завмаг — армянин, непонятно каким образом оказавшейся в этих местах, сначала испуганно удивился, так как М-72 относился к транспортным средствам используемых только в мотострелковых армейских подразделениях и являлся базовым средством пехоты. Гражданским лицам такая техника не продавалась. Ефим переждал, когда закончится выплеск эмоций южанина и, помолчав чуток, вынул из внутреннего кармана куртки пузырёк из-под пенициллина, на четверть заполненного золотым песком. Аргумент показался завмагу более чем весомым и к концу лета у Мессиожника был трофейный немецкий мотоцикл BMW сорокового года выпуска, а у армянина три полностью заполненный «рыжью» пенициллиновые пузырьки. Ефим предполагал, что один из пузырьков навсегда остался в кармане завмага, а два других по частям проследуют дальше. Так, бывший кладовщик планерной школы сообразил: пенициллиновые пузырьки — это что-то вроде волшебной палочки, открывающей двери во все кабинеты и исполняющей всякие, даже самые фантастические желания. Ефим прибил над дверью землянки вывеску «Лаборатория сэра А. Флеминга»[34]и теперь каждое утро, покидая жилище, произносил одну и ту же фразу: «Спасибо сэру».

Наскоро умывшись и затопив сварганенную из толстостенной железной бочки печь, добытую тем же армянином, Ефим вышел на свежий воздух. Зима в этих краях тоскливый период. В такие минуты Мессиожник вспоминал маму и её заунывные еврейские песни, под которые она гладила пухлой рукой его голову и плакала от мысли о предстоящем будущем ненаглядного сыночки. Но мамы рядом не было, а была стужа, которая вторую неделю леденила наметённые пургой сугробы. Ефим заставил себя улыбнуться, ведь это лучше изматывающей, непролазной весенней и осенней грязи. Взгляд Мессиожника выхватил узкую кровяную полосу на снегу. Она шла из берегового оврага и прерывалась в десяти метрах до входа в его землянку, а там, где она обрывалась что — то копошилось. Мессиожник перепрыгнул с одного снегового гребня на другой, увяз в нём, лёг на живот и по-пластунски достиг замеченного места. В неглубокой снеговой ямке крутился, вероятно, в поисках мамкиной сиськи щенок. Ефим взял его в ладони, осмотрел со всех сторон: вес не более полкилограмма, глаза зрячие — большие чёрные вишни, стало быть, щенку больше месяца, на мордочке светлая серебристая маска, мех шкурки цвета кофе с молоком пушистый и мягкий, задние ноги длиннее передних, только вот запах от щенка шёл дрянной. Ещё в школе Фима Мессиожник уважал зоологию, часто побеждал в школьных олимпиадах. Сейчас, прищурив глаза, он пытался вспомнить, какой из зверей севера имеет неприятный запах. О! Росомаха! Только росомаха может обитать в этих местах и так отвратительно пахнуть. Выходит, детёныша к его жилищу принесла раненая росомаха. Принесла и пошла умирать.

— Что же мне с тобой делать? — вслух спросил себя Ефим. Он огляделся по сторонам: заметил с другой стороны землянки такой же кровавый, тянущийся в лес, след. «Она уходила прыжками, — решил Мессиожник, — значит, силы ещё есть. Щенка тащила аккуратно. Ну что же? Попробую оправдать твои надежды зверь!». Ефим завернул щенка в чистую тряпочку, служивший ему носовым платком и сунул живой комок под меховую куртку, набил чистым снегом жестяное ведро, пошёл в землянку.

— Сначала купаться, — сказал он, осторожно опуская щенка в тёплую воду, — уж больно ты вонюча, мадмуазель, и испачкана кровью… нельзя приносить запах крови в жилище человека. Опасно! Тебе повезло, ты попала в значительно лучшие условия жизни, чем я когда-то!

До сих пор ощущение холода и страха первых дней пребывания в землянке не покидало Ефима, до сих пор он помнил, как стучал зубами по оставленной предшественником алюминиевой кружке. Как плакал, отыскав в висящем на одном гвозде деревянном шкафчике, сухие спички и мыло. Как в куче ненужного хлама в углу землянки, укололся осколком разбитого зеркала и, глянув в него, испугался того, кого увидел. Наутро следующего дня, отдохнув за ночь и немного успокоившись, бывший завхоз планерной школы взял в руки лоток и намыл первый золотой самородок величиной с горошину чёрного перца. Дальше такие самородки попадались редко, но зато более мелкого песка было предостаточно.

Ефим обтёр щенка тряпкой и, соорудив из коробки берлогу, поставил её недалеко от печки. Кстати оказалась и заказанная накануне армянина пипетка. Ей он выбирал из породы наиболее крупные песчинки золота.